Наполнение любовью. Письма форумчанину
Добавлено: 07 июн 2017, 20:06
Привет, Любимый! Шесть лет назад твоя повесть, опубликованная на этом сайте, перевернула всю мою жизнь.
Мы встретились - примерно так, как в моем рассказе "Мой нежный медбрат", в котором я попыталась рассказать о том, что со мной произошло.
"... Он приехал, посмотрел мне в глаза, и я вдруг успокоилась, впервые в жизни ощутила, что душа у меня… НА МЕСТЕ.
Гошка остановился в соседнем доме, где раньше жили мои родители. Подумать только, с их смертью, казалось, вся жизнь моя кончилась. А она только началась…
В постели Гошка оказался еще более упоительным, чем в письмах. Такого я даже предположить не могла! Под его горячими, нежными, умелыми руками тело мое расслаблялось, становилось пластичным, гибким, без труда исполняя самые необычные балетные па. Танец, полет, чистая импровизация, сплетенье теней на стене при свете свечи, бессменно горевшей всю ночь напролет, что нас сильно удивляло поначалу…
Как у Пастернака в «Зимней ночи» …
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья…
От постоянного недосыпа я простудилась, и Гошка делал мне уколы аскорбинки, у него все было с собой, в спортивной сумке.
Я с детства боюсь уколов, а еще больше - унижения, связанного с ними. Детские воспоминания отпечатались в душе ярким, незабываемым кошмаром. Красивая медсестра с наполненным шприцем, иглою вверх, родительские руки, бесцеремонно раздевающие меня, насильственное укладывание ничком, мои отчаянные вопли с таким же отчаянным, но бесполезным сопротивлением, а потом холодок мокрой ватки с характерным запахом спирта и невыносимая боль, вонзающаяся в тело…
С Гошкой было совсем не так. Хотя все равно боялась и стеснялась, особенно в начале, но… с нетерпением ждала его горячих рук, нежно гладящих меня перед уколом, его тихого, уверенного голоса: «Ничего не бойся».
Иногда он подлавливал меня со своим шприцем прямо на кухне, среди домашних дел. И я, вполне осознанным, сексуальным движением, неторопливо приподнимала край юбки, а он легко присаживался на корточки и мастерски, почти незаметно, вводил иглу. Боли от самого укола, как ни странно, не ощущалось, зато лекарство оказалось довольно щипучим, и я немножко постанывала, а он тихонечко меня успокаивал, как маленькую: «Ч-ч-ч-ч-ч», а потом осторожно целовал в уколотое место. И от этого во мне поднималась горячая волна от низа живота до самого горла, и не было в мире ничего прекраснее этой любовной игры, вдохновившей меня на стихи:
Мой медбрат любовью лечит,
Тех, кто жизнью искалечен.
Всех, кто грустен, слаб и болен,
Просто любит от души!
Клизмою любовь вливает,
А уколом возвышает,
Нежностью уносит в небо –
Веселитесь, малыши!
Клизмы Гошка тоже внес в нашу с детьми жизнь по воле случая. У старшей, четырнадцатилетней Анечки, поднялась температура, и он сразу достал из своего саквояжа огромную грелку с набором новеньких наконечников в пластиковом пакете. Впервые увидев вблизи этот жутковатый инструмент, я толком не усвоила инструкции и мгновенно поплатилась. Хотела спустить воздух, а получила мощный фонтан в физиономию.
Кое-как ввела в Анечку наконечник под ее громкие вопли, перемежавшиеся со смехом, открыла воду…
На шум в комнату прибежал Петька и захотел держать клизму. Поскольку Анечка лежала под одеялом и не возражала, я согласилась на его помощь. Он мигом вскочил на стоящее рядом кресло, задрав клизму чуть не до потолка, Анечка снова завопила во весь голос.
На крики прибежал Гошка. В пароксизме хохота я так и не смогла объяснить ему, почему я вся мокрая и что здесь делает Петька. Он и сам все понял, наметанным глазом увидел гвоздик на стене, повесил на него клизму, выпроводил Петьку – не смущай, мол, девочку, и вышел, хотя Анечка вовсе и не думала смущаться. Процедура настолько развеселила дочь, что температура мгновенно упала, и уже к вечеру она была здорова.
Уверовав в могущество клизмы, я без колебаний согласилась на эту экзекуцию, когда сама затемпературила.
Вот это были ощущения! Гошка превзошел самого себя – в меня входил не твердый наконечник, а концентрат нежности, лилась не вода, а потоки чистейшей любви. А слова, которые он при этом шептал…
- Слушай, но ведь это же… - у меня не было слов. – А если это войдет в привычку?
- Не советую привыкать, организм лениться начнет, - улыбнулся он.
- К тому же, без тебя мне это вряд ли понравится, - в тот момент я вдруг осознала, что мой Доктор Айболит скоро уедет, и неизвестно, когда сможет приехать, а мне будет очень трудно жить без него.
И дело совсем не в его процедурах и даже не в наших ночных импровизациях, а в чем-то большем...
- Буду очень тебе благодарен, если ты сделаешь мне эту процедуру, - неожиданно сказал Гошка, зардевшись, как маков цвет.
Я уже поняла, в чем тут фишка, и сделала все так же, как он – нежно, ласково, с любовью. Он был на седьмом небе от счастья. В тот вечер Гошка и рассказал мне то, что обычно таят не только от других людей, но и от себя.
Когда-то в нежном четырехлетнем возрасте бабушка делала ему клизмы, и это было шоком, ужасом, отчаянием. А самое страшное случилось, когда об этом узнали соседи. В восемь лет он попал в больницу, видел, как волокли по коридору в клизменную наказанного мальчишку, слышал его громкие вопли из-за двери: «НЕ НАДО!!! НЕ НАДО!!!» Постоянные бак-анализы тоже сыграли свою роль в этой инициации унижением и страхом, завершившейся в пятнадцать лет, когда он снова лежал в больнице и ощутил сильнейшее возбуждение от очередной клизмы.
В психологии это называется импринтингом, чем часто пользуются в армии, школе, медицине, церкви, тюрьме и других институтах, где одни люди манипулируют другими.
Достаточно ласково улыбнуться человеку, находящемуся в состоянии ужаса, болевого шока, поддержать его добрым словом, и он пойдет за тобой в огонь и в воду, став послушным, податливым, безотказным, что и требовалось доказать.
Вот и униженный мальчишка, которого бесшабашная медсестричка случайно, а может, и не совсем, погладила по ягодицам или просто кокетливо ему улыбнулась, отныне будет испытывать от этой медицинской процедуры сильное сексуальное возбуждение. Импринт, однако. Теперь этот импринт станет постоянным спутником по жизни.
Так и становятся мальчики, наши будущие мужчины, медфетишистами или эксгибиционистами. И это гораздо лучше, чем бессильное ощущение надругательства над твоим телом, мужским и человеческим достоинством, от этого и в маньяки можно податься.
Все проблемы берут начало в далеком детстве.
Вот и нас с Гошкой с детства сопровождали эти самые медицинские импринты, которые, с одной стороны, пугали, а с другой – заводили, возбуждали. И в то время как я преимущественно продолжала пугаться, он осознанно перевел их в сексуальную игру, наслаждение, удовольствие. И помог мне сделать то же самое и освободиться от детских кошмаров.
Ярлык медфетишиста никак не приклеивался к нему, несмотря на его «непохожесть» на других. Ведь не зовем же мы, к примеру, «сексуалистами» тех, кто любит.
Кто знает, может быть таких «непохожих» – большинство. Чем тоньше психика человека, тем больше вероятность подхватить тот или иной импринт во время очередной инициации. Ведь все мы проходили через прививки, уколы, анализы, унизительные осмотры, насилие в разных его видах и формах.
- Хочешь, я тебя осмотрю изнутри? – вдруг шепнул Гошка и достал из своей сумки… гинекологическое зеркало в прозрачной упаковке.
У меня закружилась голова:
- Только не это!
После этого предложения мне пришлось довольно долго бегать, якобы по домашним делам, чтобы прийти в себя.
Гинеколог – вторая, после уколов, инициация. Впервые забеременев - это была Анечка - я пришла… к терапевту с жалобой на повышенную температуру.
- Замужем? – спросила она, едва выслушав меня.
- Да.
- У гинеколога давно были?
- Никогда не была, - честно призналась я.
И оказалась… на гинекологическом кресле.
- Ты чего дрожишь? – с улыбкой спросила красивая, немолодая врачиха, осматривая меня ИЗНУТРИ.
Я промолчала, будучи не в силах издать ни звука.
Потом роды в клинике со всеми сопутствующими процедурами. Ужасно боялась лишь одного – что попаду к мужчине-врачу, но этого не произошло. Единственный парень в бригаде опытных врачих во время моих родов был отправлен за тортом, намечалось празднование дня рождения.
Так что все обошлось… И вот она, моя очередная инициация… Мужчина-гинеколог…
Вообще, если честно, в моем подсознании жила сильная тяга к «мужчине на краю постели». Мужчина-врач – да, это всегда меня заводило, думаю, лет с шестнадцати, когда я подхватила очередной импринт. Школьный осмотр, на котором присутствовал молодой врач, делавший вид, что не смотрит на нас. Тогда я впервые почувствовала красоту своего тела и одевалась неторопливо, осознавая свою силу и женское могущество.
Потом был участковый врач-терапевт, внимательный, отзывчивый, прямо-таки идеал моего мужчины, но я уже была замужем…
Но гинеколог… Не передать словами, что я чувствовала. Мой разум был возмущен, взъерошен, растрепан, а на губах почему-то появлялись… смешинки, которые непроизвольно рвались наружу. Моя душа совершенно не хотела отказываться от этой инициации. А даже наоборот.
Прежде чем мой час настал, я затащила Гошку в постель, хотя он неожиданно начал сопротивляться:
- Нет, любиться мы сейчас не будем, не время.
Кажется, он решил всерьез подойти к этому делу. Но мне нужна была мощная доза его нежности и любви, чтобы собраться с силами. И мы летали – высоко, как всегда. А потом я побежала душ принять, переодеться для… осмотра.
Когда вернулась, обалдела. Посреди комнаты стояло… гинекологическое кресло, которое Гошка соорудил из старой швейной машинки. Оно было таким настоящим, что мне резко поплохело, поскольку я в деталях представила, ЧТО мне сейчас предстоит.
Забравшись на «кресло», я сидела в ступоре, а Гошка обнимал, целовал меня, подпитывая необходимой энергией.
Наконец, я легла на спину, закрыв лицо рукой. Гошка оказался мастером фантазии, все было абсолютно реально и достоверно, словно я на самом деле находилась в кабинете врача-гинеколога.
Он очень осторожно ввел в меня зеркало и начал осмотр. Немного свыкнувшись со своим положением, я краем глаза подсмотрела за ним и увидела человека, который парит в вышине, наслаждаясь любимым делом. Это было настолько необычно, что уже не хотелось закрывать глаза.
Он полностью вошел в роль, было видно, что это далеко не первый его осмотр. Еще до того он рассказал мне, что не раз помогал девушкам своих приятелей в сложных ситуациях. Ему доверяли.
- С любимой женщиной все по-другому, - неожиданно сказал он, и эта фраза теплой волной вошла в мое сердце.
Да уж, гинекология в его лице многое потеряла, и женщины, которые никогда не узнают упоительной профессиональной нежности его рук, тоже.
Но я определенно выиграла от этого.
В ту ночь я спала в другом доме, оставив Гошку в родительском. Присутствовало некоторое ощущение неловкости, как всегда бывает после медосмотра, на котором тебя в очередной раз опустили. Непонятно было, как завтра смотреть друг другу в глаза.
А утром все внутри неожиданно залило мощным светом, ощущением счастья, полета, блаженства, и я не сразу поняла, ЧТО означает это внутреннее сияние.
Просто я впервые в жизни почувствовала, что такое настоящее отпускание, всем своим существом ощутила, как оно освобождает душу от привычных оков, наполняя ее энергией света, радости и любви.
«Йога – это искусство отпускать», - прочла очень давно и запомнила на всю жизнь.
Медфетиш – та же йога, позволяющая отпустить детские страшилки и комплексы, которые всю жизнь держат нас в старых, проржавевших цепях. Но в то же время медфетиш – это и еще одна степень несвободы, еще одна, довольно странная зависимость, которой я больше не боялась.
Мы легли в постель, он привычно заключил меня в свои объятия, излучающие тонкую, но мощную энергетику нежности и любви, а я все никак не могла понять, что же произошло…
И вдруг расхохоталась – громко, весело, радостно!
- Ты чего? – он непонимающе взглянул на меня.
- Знаешь, у меня такое чувство, что мы с тобой опустили всю медицину со всеми ее правилами, устоями, традициями. Просто взяли и надругались над ней, - из меня так и рвался наружу веселый, озорной, какой-то хулиганский смех.
Его объятия несли мне тотальную свободу, наполняли неземным светом, а плечо, на котором я лежала, казалось единственным на свете Местом Истины.
Любовь, отнюдь не похожая на сон, сладкую сказку, иллюзию. Просто любовь… Превращающая всех демонов на свете в ангелов, а все жутики и ужастики в чистейшую, почти детскую радость жизни.
В одну из наших последних ночей я услышала в себе стихи, которые успела записать и подарить моему любимому медбрату.
Его грустные глаза так не сочетались с привычным обликом ласкового солнечного ежика, взъерошенного моими руками, что мне захотелось плакать от неизбежности расставания.
Но я выплеснула эту роковую неизбежность в громких криках страсти и любви.
- Ты сердцем кончаешь, моя девочка, - сказал он мне.
- До самого сердца ты меня достал своим «инструментом», - засмеялась я со слезами на глазах. – И еще выше, до горла.
Я уже знала, где рождаются стихи и рассказы. Любовь к нему поднималась через сердце к самому горлу, раскрывая все мои способности и таланты, таящиеся в этом энергетическом центре, который йоги называют вишуддхой.
Вот для чего дана человеку любовь! Только кто из нас помнит об этом в момент раскрытия, вознесения, полета…
Гошка уехал, а свет, который он зажег, остался со мной, во мне. Как и стихи, рассказы, книги, родившиеся благодаря этой странной любви.
Солнечный ёжик – заботливый самый,
Стал для меня он... ласковой мамой,
Папою строгим, любимой подружкой,
Нежным медбратом и даже подушкой...
Но он ни то, ни другое, ни третье... –
Я-то давно догадалась об этом.
Солнечный мальчик, что был Буратино,
Он превращается в Друга, Мужчину.
Солнечный демон, что был лишь утопией,
Властно меня приучает к Полёту,
Учит летать, высоты не бояться,
Не раскисать и Собой оставаться.
С ним я в Божественный свет превращаюсь,
С ним я в блаженстве, как в море, купаюсь,
К звездам поющим с ним вместе летаю,
Песни, рассказы, стихи сочиняю...
Любовь без видимого фундамента, возможно, без будущего, освещающая сердце мощным, теплым, оживляющим светом, дарующая вдохновение и радость творчества...
Никогда, ни в одних отношениях - глубоких, чистых, искренних и серьезных - я не была так тотально счастлива, как в этом свободном Полете двух любящих близнецовых душ".
Прошло ШЕСТЬ ЛЕТ, и я ни разу не пожалела о том, что провела эти годы с тобой - стойким оловянным солдатиком.
- Мне было очень трудно в этом райском саду с чертенятами, - признался ты недавно. - Не знаю, как я выдержал.
Ты выдержал многое. Я тоже. Мне самой было чертовски трудно с подрастающими мальчишками, но сила, которой ты меня наполнял, поддерживала, спасала.
Нет, речь не о клизме. Хотя и о ней тоже... - какая разница, с помощью чего наполнять любовью? С помощью объятий, разговоров за полночь или запретных игр, уносящих на Седьмое небо... Недавно ты вылетел из-за стола, когда местные "бандиты" вызвали младшего на разборку, и сказал им нечто такое, от чего они мгновенно сели в машину и смылись. А потом не поленился, съездил к родителям главного "мафиози" и поговорил с ними, полностью исчерпав проблему. Тоже любовь...
За эти шесть лет мы с тобой выросли на целую жизнь. Игры уже не так увлекают и захватывают, как раньше, но росток любви, укоренившийся в сердце, превратился в дерево, приносящее дивные плоды, по сравнению с которыми детские забавы блекнут. По крайней мере, для меня.
А ты? По-прежнему ли мечтаешь в глубине души о юной девочке с фигуркой богини, которую ты наполняешь любовью через клизму? Смог ли увидеть, почувствовать эту девочку-богиню во мне, уже не очень молодой женщине, маме четверых, почти взрослых, детей?
Красота - в глазах смотрящего. Любовь - в глазах любящего. Люблю тебя.
Мы встретились - примерно так, как в моем рассказе "Мой нежный медбрат", в котором я попыталась рассказать о том, что со мной произошло.
"... Он приехал, посмотрел мне в глаза, и я вдруг успокоилась, впервые в жизни ощутила, что душа у меня… НА МЕСТЕ.
Гошка остановился в соседнем доме, где раньше жили мои родители. Подумать только, с их смертью, казалось, вся жизнь моя кончилась. А она только началась…
В постели Гошка оказался еще более упоительным, чем в письмах. Такого я даже предположить не могла! Под его горячими, нежными, умелыми руками тело мое расслаблялось, становилось пластичным, гибким, без труда исполняя самые необычные балетные па. Танец, полет, чистая импровизация, сплетенье теней на стене при свете свечи, бессменно горевшей всю ночь напролет, что нас сильно удивляло поначалу…
Как у Пастернака в «Зимней ночи» …
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья…
От постоянного недосыпа я простудилась, и Гошка делал мне уколы аскорбинки, у него все было с собой, в спортивной сумке.
Я с детства боюсь уколов, а еще больше - унижения, связанного с ними. Детские воспоминания отпечатались в душе ярким, незабываемым кошмаром. Красивая медсестра с наполненным шприцем, иглою вверх, родительские руки, бесцеремонно раздевающие меня, насильственное укладывание ничком, мои отчаянные вопли с таким же отчаянным, но бесполезным сопротивлением, а потом холодок мокрой ватки с характерным запахом спирта и невыносимая боль, вонзающаяся в тело…
С Гошкой было совсем не так. Хотя все равно боялась и стеснялась, особенно в начале, но… с нетерпением ждала его горячих рук, нежно гладящих меня перед уколом, его тихого, уверенного голоса: «Ничего не бойся».
Иногда он подлавливал меня со своим шприцем прямо на кухне, среди домашних дел. И я, вполне осознанным, сексуальным движением, неторопливо приподнимала край юбки, а он легко присаживался на корточки и мастерски, почти незаметно, вводил иглу. Боли от самого укола, как ни странно, не ощущалось, зато лекарство оказалось довольно щипучим, и я немножко постанывала, а он тихонечко меня успокаивал, как маленькую: «Ч-ч-ч-ч-ч», а потом осторожно целовал в уколотое место. И от этого во мне поднималась горячая волна от низа живота до самого горла, и не было в мире ничего прекраснее этой любовной игры, вдохновившей меня на стихи:
Мой медбрат любовью лечит,
Тех, кто жизнью искалечен.
Всех, кто грустен, слаб и болен,
Просто любит от души!
Клизмою любовь вливает,
А уколом возвышает,
Нежностью уносит в небо –
Веселитесь, малыши!
Клизмы Гошка тоже внес в нашу с детьми жизнь по воле случая. У старшей, четырнадцатилетней Анечки, поднялась температура, и он сразу достал из своего саквояжа огромную грелку с набором новеньких наконечников в пластиковом пакете. Впервые увидев вблизи этот жутковатый инструмент, я толком не усвоила инструкции и мгновенно поплатилась. Хотела спустить воздух, а получила мощный фонтан в физиономию.
Кое-как ввела в Анечку наконечник под ее громкие вопли, перемежавшиеся со смехом, открыла воду…
На шум в комнату прибежал Петька и захотел держать клизму. Поскольку Анечка лежала под одеялом и не возражала, я согласилась на его помощь. Он мигом вскочил на стоящее рядом кресло, задрав клизму чуть не до потолка, Анечка снова завопила во весь голос.
На крики прибежал Гошка. В пароксизме хохота я так и не смогла объяснить ему, почему я вся мокрая и что здесь делает Петька. Он и сам все понял, наметанным глазом увидел гвоздик на стене, повесил на него клизму, выпроводил Петьку – не смущай, мол, девочку, и вышел, хотя Анечка вовсе и не думала смущаться. Процедура настолько развеселила дочь, что температура мгновенно упала, и уже к вечеру она была здорова.
Уверовав в могущество клизмы, я без колебаний согласилась на эту экзекуцию, когда сама затемпературила.
Вот это были ощущения! Гошка превзошел самого себя – в меня входил не твердый наконечник, а концентрат нежности, лилась не вода, а потоки чистейшей любви. А слова, которые он при этом шептал…
- Слушай, но ведь это же… - у меня не было слов. – А если это войдет в привычку?
- Не советую привыкать, организм лениться начнет, - улыбнулся он.
- К тому же, без тебя мне это вряд ли понравится, - в тот момент я вдруг осознала, что мой Доктор Айболит скоро уедет, и неизвестно, когда сможет приехать, а мне будет очень трудно жить без него.
И дело совсем не в его процедурах и даже не в наших ночных импровизациях, а в чем-то большем...
- Буду очень тебе благодарен, если ты сделаешь мне эту процедуру, - неожиданно сказал Гошка, зардевшись, как маков цвет.
Я уже поняла, в чем тут фишка, и сделала все так же, как он – нежно, ласково, с любовью. Он был на седьмом небе от счастья. В тот вечер Гошка и рассказал мне то, что обычно таят не только от других людей, но и от себя.
Когда-то в нежном четырехлетнем возрасте бабушка делала ему клизмы, и это было шоком, ужасом, отчаянием. А самое страшное случилось, когда об этом узнали соседи. В восемь лет он попал в больницу, видел, как волокли по коридору в клизменную наказанного мальчишку, слышал его громкие вопли из-за двери: «НЕ НАДО!!! НЕ НАДО!!!» Постоянные бак-анализы тоже сыграли свою роль в этой инициации унижением и страхом, завершившейся в пятнадцать лет, когда он снова лежал в больнице и ощутил сильнейшее возбуждение от очередной клизмы.
В психологии это называется импринтингом, чем часто пользуются в армии, школе, медицине, церкви, тюрьме и других институтах, где одни люди манипулируют другими.
Достаточно ласково улыбнуться человеку, находящемуся в состоянии ужаса, болевого шока, поддержать его добрым словом, и он пойдет за тобой в огонь и в воду, став послушным, податливым, безотказным, что и требовалось доказать.
Вот и униженный мальчишка, которого бесшабашная медсестричка случайно, а может, и не совсем, погладила по ягодицам или просто кокетливо ему улыбнулась, отныне будет испытывать от этой медицинской процедуры сильное сексуальное возбуждение. Импринт, однако. Теперь этот импринт станет постоянным спутником по жизни.
Так и становятся мальчики, наши будущие мужчины, медфетишистами или эксгибиционистами. И это гораздо лучше, чем бессильное ощущение надругательства над твоим телом, мужским и человеческим достоинством, от этого и в маньяки можно податься.
Все проблемы берут начало в далеком детстве.
Вот и нас с Гошкой с детства сопровождали эти самые медицинские импринты, которые, с одной стороны, пугали, а с другой – заводили, возбуждали. И в то время как я преимущественно продолжала пугаться, он осознанно перевел их в сексуальную игру, наслаждение, удовольствие. И помог мне сделать то же самое и освободиться от детских кошмаров.
Ярлык медфетишиста никак не приклеивался к нему, несмотря на его «непохожесть» на других. Ведь не зовем же мы, к примеру, «сексуалистами» тех, кто любит.
Кто знает, может быть таких «непохожих» – большинство. Чем тоньше психика человека, тем больше вероятность подхватить тот или иной импринт во время очередной инициации. Ведь все мы проходили через прививки, уколы, анализы, унизительные осмотры, насилие в разных его видах и формах.
- Хочешь, я тебя осмотрю изнутри? – вдруг шепнул Гошка и достал из своей сумки… гинекологическое зеркало в прозрачной упаковке.
У меня закружилась голова:
- Только не это!
После этого предложения мне пришлось довольно долго бегать, якобы по домашним делам, чтобы прийти в себя.
Гинеколог – вторая, после уколов, инициация. Впервые забеременев - это была Анечка - я пришла… к терапевту с жалобой на повышенную температуру.
- Замужем? – спросила она, едва выслушав меня.
- Да.
- У гинеколога давно были?
- Никогда не была, - честно призналась я.
И оказалась… на гинекологическом кресле.
- Ты чего дрожишь? – с улыбкой спросила красивая, немолодая врачиха, осматривая меня ИЗНУТРИ.
Я промолчала, будучи не в силах издать ни звука.
Потом роды в клинике со всеми сопутствующими процедурами. Ужасно боялась лишь одного – что попаду к мужчине-врачу, но этого не произошло. Единственный парень в бригаде опытных врачих во время моих родов был отправлен за тортом, намечалось празднование дня рождения.
Так что все обошлось… И вот она, моя очередная инициация… Мужчина-гинеколог…
Вообще, если честно, в моем подсознании жила сильная тяга к «мужчине на краю постели». Мужчина-врач – да, это всегда меня заводило, думаю, лет с шестнадцати, когда я подхватила очередной импринт. Школьный осмотр, на котором присутствовал молодой врач, делавший вид, что не смотрит на нас. Тогда я впервые почувствовала красоту своего тела и одевалась неторопливо, осознавая свою силу и женское могущество.
Потом был участковый врач-терапевт, внимательный, отзывчивый, прямо-таки идеал моего мужчины, но я уже была замужем…
Но гинеколог… Не передать словами, что я чувствовала. Мой разум был возмущен, взъерошен, растрепан, а на губах почему-то появлялись… смешинки, которые непроизвольно рвались наружу. Моя душа совершенно не хотела отказываться от этой инициации. А даже наоборот.
Прежде чем мой час настал, я затащила Гошку в постель, хотя он неожиданно начал сопротивляться:
- Нет, любиться мы сейчас не будем, не время.
Кажется, он решил всерьез подойти к этому делу. Но мне нужна была мощная доза его нежности и любви, чтобы собраться с силами. И мы летали – высоко, как всегда. А потом я побежала душ принять, переодеться для… осмотра.
Когда вернулась, обалдела. Посреди комнаты стояло… гинекологическое кресло, которое Гошка соорудил из старой швейной машинки. Оно было таким настоящим, что мне резко поплохело, поскольку я в деталях представила, ЧТО мне сейчас предстоит.
Забравшись на «кресло», я сидела в ступоре, а Гошка обнимал, целовал меня, подпитывая необходимой энергией.
Наконец, я легла на спину, закрыв лицо рукой. Гошка оказался мастером фантазии, все было абсолютно реально и достоверно, словно я на самом деле находилась в кабинете врача-гинеколога.
Он очень осторожно ввел в меня зеркало и начал осмотр. Немного свыкнувшись со своим положением, я краем глаза подсмотрела за ним и увидела человека, который парит в вышине, наслаждаясь любимым делом. Это было настолько необычно, что уже не хотелось закрывать глаза.
Он полностью вошел в роль, было видно, что это далеко не первый его осмотр. Еще до того он рассказал мне, что не раз помогал девушкам своих приятелей в сложных ситуациях. Ему доверяли.
- С любимой женщиной все по-другому, - неожиданно сказал он, и эта фраза теплой волной вошла в мое сердце.
Да уж, гинекология в его лице многое потеряла, и женщины, которые никогда не узнают упоительной профессиональной нежности его рук, тоже.
Но я определенно выиграла от этого.
В ту ночь я спала в другом доме, оставив Гошку в родительском. Присутствовало некоторое ощущение неловкости, как всегда бывает после медосмотра, на котором тебя в очередной раз опустили. Непонятно было, как завтра смотреть друг другу в глаза.
А утром все внутри неожиданно залило мощным светом, ощущением счастья, полета, блаженства, и я не сразу поняла, ЧТО означает это внутреннее сияние.
Просто я впервые в жизни почувствовала, что такое настоящее отпускание, всем своим существом ощутила, как оно освобождает душу от привычных оков, наполняя ее энергией света, радости и любви.
«Йога – это искусство отпускать», - прочла очень давно и запомнила на всю жизнь.
Медфетиш – та же йога, позволяющая отпустить детские страшилки и комплексы, которые всю жизнь держат нас в старых, проржавевших цепях. Но в то же время медфетиш – это и еще одна степень несвободы, еще одна, довольно странная зависимость, которой я больше не боялась.
Мы легли в постель, он привычно заключил меня в свои объятия, излучающие тонкую, но мощную энергетику нежности и любви, а я все никак не могла понять, что же произошло…
И вдруг расхохоталась – громко, весело, радостно!
- Ты чего? – он непонимающе взглянул на меня.
- Знаешь, у меня такое чувство, что мы с тобой опустили всю медицину со всеми ее правилами, устоями, традициями. Просто взяли и надругались над ней, - из меня так и рвался наружу веселый, озорной, какой-то хулиганский смех.
Его объятия несли мне тотальную свободу, наполняли неземным светом, а плечо, на котором я лежала, казалось единственным на свете Местом Истины.
Любовь, отнюдь не похожая на сон, сладкую сказку, иллюзию. Просто любовь… Превращающая всех демонов на свете в ангелов, а все жутики и ужастики в чистейшую, почти детскую радость жизни.
В одну из наших последних ночей я услышала в себе стихи, которые успела записать и подарить моему любимому медбрату.
Его грустные глаза так не сочетались с привычным обликом ласкового солнечного ежика, взъерошенного моими руками, что мне захотелось плакать от неизбежности расставания.
Но я выплеснула эту роковую неизбежность в громких криках страсти и любви.
- Ты сердцем кончаешь, моя девочка, - сказал он мне.
- До самого сердца ты меня достал своим «инструментом», - засмеялась я со слезами на глазах. – И еще выше, до горла.
Я уже знала, где рождаются стихи и рассказы. Любовь к нему поднималась через сердце к самому горлу, раскрывая все мои способности и таланты, таящиеся в этом энергетическом центре, который йоги называют вишуддхой.
Вот для чего дана человеку любовь! Только кто из нас помнит об этом в момент раскрытия, вознесения, полета…
Гошка уехал, а свет, который он зажег, остался со мной, во мне. Как и стихи, рассказы, книги, родившиеся благодаря этой странной любви.
Солнечный ёжик – заботливый самый,
Стал для меня он... ласковой мамой,
Папою строгим, любимой подружкой,
Нежным медбратом и даже подушкой...
Но он ни то, ни другое, ни третье... –
Я-то давно догадалась об этом.
Солнечный мальчик, что был Буратино,
Он превращается в Друга, Мужчину.
Солнечный демон, что был лишь утопией,
Властно меня приучает к Полёту,
Учит летать, высоты не бояться,
Не раскисать и Собой оставаться.
С ним я в Божественный свет превращаюсь,
С ним я в блаженстве, как в море, купаюсь,
К звездам поющим с ним вместе летаю,
Песни, рассказы, стихи сочиняю...
Любовь без видимого фундамента, возможно, без будущего, освещающая сердце мощным, теплым, оживляющим светом, дарующая вдохновение и радость творчества...
Никогда, ни в одних отношениях - глубоких, чистых, искренних и серьезных - я не была так тотально счастлива, как в этом свободном Полете двух любящих близнецовых душ".
Прошло ШЕСТЬ ЛЕТ, и я ни разу не пожалела о том, что провела эти годы с тобой - стойким оловянным солдатиком.
- Мне было очень трудно в этом райском саду с чертенятами, - признался ты недавно. - Не знаю, как я выдержал.
Ты выдержал многое. Я тоже. Мне самой было чертовски трудно с подрастающими мальчишками, но сила, которой ты меня наполнял, поддерживала, спасала.
Нет, речь не о клизме. Хотя и о ней тоже... - какая разница, с помощью чего наполнять любовью? С помощью объятий, разговоров за полночь или запретных игр, уносящих на Седьмое небо... Недавно ты вылетел из-за стола, когда местные "бандиты" вызвали младшего на разборку, и сказал им нечто такое, от чего они мгновенно сели в машину и смылись. А потом не поленился, съездил к родителям главного "мафиози" и поговорил с ними, полностью исчерпав проблему. Тоже любовь...
За эти шесть лет мы с тобой выросли на целую жизнь. Игры уже не так увлекают и захватывают, как раньше, но росток любви, укоренившийся в сердце, превратился в дерево, приносящее дивные плоды, по сравнению с которыми детские забавы блекнут. По крайней мере, для меня.
А ты? По-прежнему ли мечтаешь в глубине души о юной девочке с фигуркой богини, которую ты наполняешь любовью через клизму? Смог ли увидеть, почувствовать эту девочку-богиню во мне, уже не очень молодой женщине, маме четверых, почти взрослых, детей?
Красота - в глазах смотрящего. Любовь - в глазах любящего. Люблю тебя.